Уполномочен заявить

Папа из телевизора

Это было во времена, когда узбекские газеты выходили миллионными тиражами, снег зимой был обыденным явлением, стадион «Пахтакор» собирал под 50 000 зрителей, песни Высоцкого передавали друг другу тайно, Дине Рубиной еще нравился Ташкент, а предметом роскоши в домах считался цветной телевизор «Рубин». Когда больше половины населения страны единовременно включало телевизор, дожидалось отбивки программы «Бугун Оламда нима гап?» («Сегодня в мире») и смотрело как высокий и грозный ведущий, который не сводя глаз с камеры (а кажется и со зрителей) твердо и с выдержкой пояснял людям какие мотивы преследуют политические деятели в Африке, Азии и Европе. И что-то (или кто-то?) нам подсказывало – мотивы, в особенности руководителей капиталистических стран, не отвечали идеалам гуманизма. Турсун Каратаев, тот самый высокий и грозный ведущий с экрана телевизора, главный политический обозреватель страны в 80-е, сам вспоминает это так: «Это было подобие передачи «Сегодня в мире» с Каверзневым или «Девятой студии» с Зориным на центральном телевидении. Мы в Ташкенте больше освещали события на Ближнем Востоке. И как вы думаете с чьей позиции мы выступали тогда?»

 

Но в других ситуациях, конечно, помогало, что папа – лицо из телевизора

 

Сын – ресторатор

Относительно «сытые нулевые». В голодном до развлечений городе открывается бар Montgomery, сделавший знаменитым его создателя, Сарвара Каратаева. Кафе Studio, еще одно его заведение, быстро ставшее культовым, закрепляет новый статус Сарвара. Увидеть скучающих красивых девушек за столиками у большого окна в Studio с видом на город считалось привычным делом. То был парадокс столицы начала нулевых – когда в заведение приходят не поесть, а за атмосферой. Поговорить и встретиться, зачекиниться. Studio закрепило за собой этот тренд, свободных мест практически не было, а место стало точкой притяжения для нескольких поколений жителей столицы. Когда-то король любой вечеринки, высокий и слегка расслабленный внешне, Сарвар Каратаев, как владелец Studio, часто проводил деловые встречи у себя в кафе. Не сводил глаз с экрана телефона, коротко и с паузой между фразами пояснял собеседнику какие мотивы он преследует, выполняя то или иное бизнес-действие. Мотивы эти, кажется, не всегда отвечали всем идеям гуманизма. Раз в два-три месяца в кафе заглядывает его отец

 

Когда я утром уходил в школу, он еще спал, а когда он возвращался с работы, спал уже я

 

Папа и Сын

Мы только что обсудили с Каратаевым - старшим профессию журналиста («раньше было меньше источников информации»), политическое устройство стран Ближнего Востока («до командировки в Израиль этот регион казался мне совершенно другим»), где самый вкусный кофе в мире («конечно в Гарварде») и первые сигары («в студенческом общежитии МГУ с нигерийцами попробовал первый раз»). Когда отец – один из лучших политологов страны, то логично было бы спросить у его сына: Дома вы про политику говорите или она вас не очень интересует?

С.К. Дома нам есть о чем разговаривать, кроме политики. Мы чаще обсуждаем прочитанные книги или журналы. В свое время папа читал такие журналы как «Международная жизнь», «Техника – молодежи», «Проблемы мира и социализма»...

Т.К.: Мы уже в пятилетнем возрасте спрашивали у него, кто президент какой страны. И он отвечал без запинок.

С.К.: Я и сейчас знаю всех руководителей (смеется – прим. ред.). В три года меня научили читать и с тех пор у меня много книг. Ночью меня могли разбудить, и я спокойно мог всех членов политбюро назвать. До сих пор помню различных диктаторов, которых уже 40 лет как нет. Самора Мойзеш Машел, например (первый президент Мозамбика в 1975–83 годах. Про него есть легенда, что он младенцем убил змею. Одной рукой – прим. ред.).

 

Как часто вас будили по такому поводу?

С.К.:  Постоянно, но не поэтому. Как правило, нужно было куда-то все время ехать.

 

А когда вашему сыну перестало нравиться говорить о политике?

Т.К.: Возраст конкретный назвать не могу, но со временем у него стали появляться другие интересы. Мы выписывали большое количество литературы и различных газет, и у него уже волей-неволей был интерес, но международными вопросами он не интересовался. Я забирал его из садика и вел к себе на работу в телестудию. Он часто слышал там: «Сарвар, ты будешь как папа!», но уже тогда он отвечал: «Нет». Не кажется ли вам, что в этом и есть разница между поколениями? Что каждое новое все менее интересуется политикой и экономикой. Им важнее то, что  происходит в их жизни, с их друзьями и семьей... 

Т.К.: Думаю да. Раньше когда приходили куда-то в гости, все спрашивали, как будет развиваться и на что влияет, то или иное событие. А сейчас только определенные люди интересуются. Это, наверное, недостаток – когда большинство людей живет слухами, которые услышали в чайхане или на базаре. 

Как вы приняли идею «Папа, я собираюсь открыть свое кафе»?

Т.К.: Когда он заканчивал 10 класс, я ему сказал: «Сарвар, поступишь в юридический». Он сразу сказал: «нет». Тогда  я предложил поступать в институт Востоковедения, но и туда он отказался идти. А «Нархоз» он выбрал сам и в 90-е годы туда поступил. Я, например, в этом деле ничего не понимаю, поэтому не вмешиваюсь в его дела и ничего не спрашиваю по поводу бизнеса. 

С.К.: Папа всегда за меня, поэтому я просто сказал ему все как есть, а он сказал, что я молодец и поддержал меня. Папа со мной в любых моих хороших начинаниях.

Т.К.: Помню, что музыку ему возил из командировок...

С.К.: Я давал папе списки, а он через детей своих друзей находил музыку, которая мне была нужна. В начале 80-х –  просил Майкла Джексона. Дома было много прессы и я вычитывал в журнале «Эхо планеты» названия песен и хит-парады, где публиковали критику на определенные группы, отчего еще больше хотелось услышать их музыку. 

 

Black Sabbath, например?

С.К.: Нет, Black Sabbath я мог легко найти у себя в школе 

 

Можно сказать, вы были первой золотой молодежью, ведь было столько привилегий...

С.К.: Нет, никакой золотой молодежью никогда не был. Привилегии были только потому, что я единственный ребенок – у меня нет ни братьев, ни сестер. Я, скорее золотой ребенок для своих родителей.

А каково это видеть папу в телевизоре?

С.К: «Каково жить на Каракамыше, когда папу по телевизору показывают» – это я могу рассказать. Папа там был знаменитостью – лицо из телевизора. Соответственно, каждый на Каракамыше считал долгом задать мне вопрос: «Оламда нима гап?» по названию передачи, которую вел отец. Для них это, наверное, дико смешно было, но мне через пару лет это очень надоело. Может быть еще и из-за этого я не захотел идти в журналистику. Но в других ситуациях, конечно, помогало, что папа – лицо из телевизора.

Т.К: Я был заведующим международным отделом. По понедельникам, средам и пятницам я вел 15-минутные передачи в эфире, помимо этого, были еще 30-минутная и внеплановая передачи. Все это было под моей ответственностью, поэтому работа была очень напряженная. В то время не было большого количества каналов и в областях, и в городе, и даже в соседних республиках, нас смотрели… 

С.К: У папы был бешеный график работы. Порой я не видел его неделями, потому что, когда я утром уходил в школу, он еще спал, а когда он возвращался с работы, спал уже я. В то время не было цифровой техники и все делалось вручную, и монтаж, и съемки. Поэтому папа приходил в 12, а иногда даже в два часа ночи.

Но вы сами выбрали работу, где как и отец, в субботу и в воскресенье тоже заняты. 

С.К.: Во-первых, я работаю сам на себя, а во-вторых – это совсем другая работа. Это ежедневное общение с людьми и здесь нет такой ответственности, как у человека, который вроде бы сидит один перед камерой, но его слушает вся страна.

Т.К: Знаете, нам было важно, чтобы сын обязательно знал один иностранный язык, умел красиво танцевать и играть на музыкальном инструменте. Что из этих трех пунктов вы умеете?

С.К: Танцевать красиво я умею, и английский язык хорошо знаю, но на музыкальном инструменте, к сожалению не играю. Я больше слушал, чем играл. На самом деле, я бы сейчас не отказался уметь играть на гитаре или на фортепиано. Все, что я могу сейчас сыграть на гитаре – это Дип Пёрпл – Smoke on the Water, на одной струне.

Т.К: Мне хорошо от того, что мы друг друга действительно понимаем. Несмотря на то, что он нашел себя абсолютно в другой отрасли, я этому рад и никогда не вмешиваюсь по мелочам. Когда ему было 12 лет, мы поехали в Шахимардан (поселок в Ферганской области – прим. ред.), поднялись в горы. Вспоминаю этот день, и у меня по телу дрожь бежит. Мы быстро забрались на самый верх, а спуститься было практически невозможно – повсюду ямы и кривая дорога. Быстро темнело, а оставаться с ночевкой там было опасно для жизни – у нас не было теплых вещей и прилечь было негде. Я начал волноваться в первую очередь за Сарвара. Но сын в свои 12 лет взял ситуацию в свои руки, быстро успокоил меня, а потом вывел нас оттуда, найдя спрятанную тропу. Он уже тогда был моей поддержкой, а сейчас тем более.

 

Читайте подборку 4 книг о Самарканде и отзыв о книге Бориса Акунина от Сарвара Каратаева.

А все материалы от нашего автора можно найти тут.